Оккупационный режим: свидетельствуют документы

Сегодня  мы публикуем очередной рассказ  о войне. Рассказ «из первых уст» - воспоминания человека, который видел, знает, помнит…Рассказ, написанный на старых пожелтевших листочках простой ученической тетради мелким убористым почерком.

Это воспоминания Зинаиды Степановны Селивановой, уроженки поселка Красный, которая пережила тяжелый период оккупации нашего района и спустя годы, по просьбе основателей Краснинского краеведческого музея, прислала свои воспоминания об этих страшных годах. Здесь в фондах музея они и хранятся вот уже почти 40 лет...

Начало оккупации

Вечером ( в субботу)10 июля 1941 года  колхозники получили лошадей и выехали из Красного на восток.
Остались лишь те, у кого не было транспорта. Во второй половине дня 11 июля  (в воскресенье) немцы бомбили Красный. Одна из бомб, упавшая на полевой улице, вблизи дома Барсулова 83, не взорвалась. Мальчишки, в том числе и брат Миша, решили, что бомба без заряда, так как  сделана немецкими антифашистами. Вооружившись лопатами, они пытались ее откопать. Взрослые их разогнали. Бомба была с зарядом, но тогда очень хотелось верить в то, что  война скоро кончится. Мы считали, что сражаются не только наши солдаты, но и немецкие антифашисты.

Вечерами в Красном была отличная слышимость. Слышны были песни, игра на гармони, стук колес проехавшей вдалеке телеги. Вблизи было слышно, как падают яблоки в садах.

В сумерках 11 июля в стороне больницы поднялся сильный шум, крики. Слышен был шум моторов машин, стук колес. Так продолжалось недолго.

Вскоре все стало затихать. Машины уехали на восток. В Красном  наступила жуткая тишина. Замерло все живое! Мы стали под сливами в саду и настороженно  прислушивались к этой  тишине. Впереди была неотвратимая встреча с фашистами, ожидание вечных ужасов и полное бессилие. Изменить что-либо было просто  невозможно. Было очень плохо. Эту тишину мы не забудем до конца дней, до сих пор кажется, что все это было вчера. Потом начался артобстрел, и мы убежали в бомбоубежище - выкопанную в саду землянку с накатом бревен. На рассвете, после короткого промежутка, начался второй артобстрел, длился он  долго - до  обеда или позже.

Утром, когда от пожара нечем было дышать, мы убежали в овраг Клучиньку. Там над нашей головой летал немецкий самолет-корректировщик. Летели снаряды, свистели пули.  Немецкая батарея стала у д.Большая Добрая, а наша в лесу, в Бурневщине. В овраге кроме нас было несколько женщин с малыми и даже грудными детьми. Все прибежали в чем были, матери прихватили лишь по бутылке молока для грудных детей. День стоял очень жарким. Тени не было. Все мы страдали от жары и жажды. Голод не ощущался, хотя никто ничего не ел. Дети плакали беспрерывно. Кто-то сказал, что есть  маленький родник у дороги к деревне Малая Добрая. Мы с братом, взяв с собой  2 или 3 бутылки (больше не было),  стали туда пробираться в то время, когда самолет отлетал в сторону. Родник нашли, попили сами, принесли воду детям. Они успокоились, но  не надолго. В овраге сидели почти до вечера. Перед вечером мы с папой пошли в разведку. Шли  осторожно, садами. В Красном были немцы. Они бегали по улицам и били кур.

Дома сгорели, но над пожарищами еще поднимался дым. Вечером мы возвратились. Залили водой угли под
                   ямой с вещами. Переночевали  в бомбоубежище. Утром я осторожно пошла садами. Опасалась встречи с немцами. Собираясь возвращаться, я выглянула на улицу. Немцев не увидела, но меня увидели утята, цыплята, гусята. Они были не кормлены больше суток. С писком бежали и летели они ко мне из всех домов и переулка. Все дружно клевали мои ноги. Стало очень жалко всю эту мелюзгу. Я посмотрела, есть ли для них едп  в доме Кухаревых и Федотовых. Вся стая с писком бежала за мною. В домах все двери были открыты, все брошено. На столах остались остатки ужина, куски хлеба и т.д. Люди уезжали спешно, бросая все.

Занимаясь кормлением птиц, я совершенно забыла о немцах. Вдруг услышала оклик немца и его требования подойти к нему. Сделала вид, что не понимаю. Но он кричал грозно и жестами подзывал  к себе. Пришлось подойти к нему. У дома возле  Демьяновых на траве лежала большая куча кур. Возле них сидела соседка-старушка. Она чистила кур. Немец приказал  и  мне  заниматься тем же. В куче лежал и наш петух. Во время пожара он перелетел через забор к немцам. Петух был большой, сильный, очень красивый. Был он белый с ярким, золотистым отливом, широким хвостом, с массивным толстым гребнем и с роскошными, пушистыми  бакенбардами. В куче кур он был самым заметным. Я опустилась на траву рядом с бабушкой и стала чистить кур.

Передо мною стал улыбающийся немец и подложил мне нашего петуха. Чистить для них кур было тяжело и обидно, но чистить своего любимца петуха-нестерпимо. Петуха я не брала, несмотря на то, что он несколько раз подкидывал его мне. По мере работы я потихоньку поворачивалась к нему боком и не улыбалась в ответ. Понимая, что мне не хочется щипать своего петуха, бабушка стала чистить его сама. Немец выхватил его из рук старушки стал бить им по ее лицу. Та мне сказала, что свою «зарплату» она уже получила. Очередь за мною.  Вскоре получила «зарплату» и я. Взбешенный немец вдруг стал хватать кур за испачканные в кровь шеи. Когда с рук начинала стекать кровь он вытирал ее о  мои шею, волосы, платье. Так продолжалось  несколько раз. Вскоре вся я была в крови. При этом он громко и зло кричал. На крики выбежал из дома второй немец и оттащил его от меня. Он постоял в стороне, но вскоре снова подошел. Схватил меня за руку, стал тащить в дом. Бабушка предположила, что нужно потрошить кур. Стала показывать на себя и плевать в мою сторону, показывая, что я ничего не умею. Я упиралась, не шла. Немец кричал и продолжал тащить. Вокруг нас бегала и тоже кричала старушка.

Из дома вновь выбежал немец, стал ругать первого, отпустил меня и увел старушку в дом потрошить кур. Разозленный же немец отошел куда-то от кучи. Я воспользовалась этим, убежала и спряталась в бомбоубежище в саду. Из бомбоубежища я не вылезала. Миша вылез. Его тут же захватил кто-то из немцев и увел в дом. Там заставил лезть в погреб за картошкой для немцев.

Во второй половине дня вместе с друзьями нашей семьи, учителем труда Васильевым, Георгием Уваровым и его  женой Анастасией Дмитриевной мы  ушли из Красного. Немцы нас несколько раз останавливали. На восток немцы двигались сплошным потоком на машинах и мотоциклах. Были они в касках. Смотреть на это было очень тяжело. Мы перебрались на противоположную сторону шоссе и пошли вверх по тюремному переулку. Вышли на базарную площадь. Теперь там парк. Вблизи дома культуры, располагавшегося  в бывшем помещении собора, лежала разбитая на крупные куски скульптура Ленина. Вокруг сидели немцы и со злорадным смехом разбивали их на мелкие кусочки. У нас при этом сердце кровью обливалось. Пришли мы в  д.Воскресенье. В помещение конторы уже жило семей  10  краснинцев, выехавших раньше.

Немцы в деревню приехали на мотоцикле дня через 2. Явились в контору и стали требовать шоколад и сигареты. Увидели молодого мужчину с забинтованной рукой. Подбежали к нему, сорвали с головы кепку. Убедились, что он  не острижен. Заставили разбинтовать руку. Убедившись в том, что это не рана, ударили несколько раз и оставили. Потом стали обыскивать вещи беженцев в поисках продуктов, хоть и понимали,  что мы беженцы. Нашли 10 яиц у Уваровых. Забрали их. Жена его пыталась попросить не брать их, так как  есть совсем будет  нечего. Немец ее грубо оттолкнул, а Уваров постарался быстрее увести ее в сторону. В доме они, оказывается, искали маленький сельский магазинчик. Нашли его, сбили  замок, но ничего существенного там не нашли. После этого они поехали по деревне. Заехали к нам на обратном пути, собрав в деревне много яиц.

Продуктов у нас не было. Картошки дали местные жители. В это время мы подобрали корову из захваченного немцами стада скота, эвакуированного из Белоруссии. Потом подобрали брошенную немцами больную, истощенную  лошадь. Корову откормили, а лошадь в начале зимы издохла. Мы ее все же съели. Средств к существованию не было. Огород сгорел вместе с домом.

Отец и брат почти всю войну доставали из разбитых машин железо и делали  из него ведра, печки, трубы. Потом обменивали их на продукты. Так и жили.

В конце июля немцы развесили объявления о том, что все беженцы должны до 1 августа  возвратиться в Красный и приступить к уборке ржи, иначе их будут расстреливать. Бои закончились. Нужно было возвращаться в Красный. Все женщины и девушки обязаны были ходить жать рожь,  посеянную в поле в стороне д.Сорокино. Жать они не умели, но в поле ходили. Там ежедневно отмечали работавших.

Против фамилии в списке ставили палочку. Выработку не спрашивали. Хлеб этот долго стоял в суслах.

Со временем  они позеленели - проросла рожь. Посылали туда молотить  рожь. Урожай забирали немцы. Однажды во время жатвы нашли 2 винтовки. Мы (девушки) спрятали их в траве болотца и обсуждали: «Куда их перепрятать надежнее». Трава была низкой.  Отмечать в списках наше присутствие на работе пришел Тиунов. Он увидел винтовки и забрал их, сказав, что сдаст в комендатуру. Мы решили, что так он сказал из осторожности, а сам спрячет их надежнее. Тогда еще мы не думали, что будут предатели.

                                                         (Продолжение следует...)

 

Автобиография

 

 

Я, Селиванова Зинаида Степановна, родилась 24.11.1922 года в п.Красный Смоленской области. С 1930 по 1940 годы  училась в Краснинской средней школе . С сентября 1940  по июль 1941 года работала библиотекарем в школьной библиотеке. С 1941 по 1943 годы находилась на территории  временно оккупированной немецкими захватчиками - жила в п.Красный. Работала на льнозаводе.

С сентября 1943 по сентябрь 1944 года жила в поселке Викторово  Краснинского района. Работала  в Коровинском с/с Краснинского района и по совместительству - военруком Солониновской начальной школы Коровинского сельского совета.

С 1944 по 1949 годы - училась в Смоленском медицинском институте. После его окончания была направлена в распоряжение Кемеровского облздравотдела. Приказом облздравотдела в августе 1949 г. направлена на работу в Темар - Таусский врачебный участок Кузедеевского района Кемеровской области на должность терапевта. В 1950 году прошла специализацию по рентгенологии в г.Сталинске (теперь Новокузнецк). В октябре 1953 года приказом облздравотдела переведена на работу в г.Юргу. С 1953 по 1972 г. работала заведующей рентгено-радиологическим отделением горбольницы и, одновременно, главным рентгенологом города. С 1972 по 1975 годы - врач - рентгенолог городской больницы. В 1956 году прошла специализацию по  радиологии в Ленинграде. В последующие годы работала не только рентгенологом, но и  рентгенотерапевтом.

В мае 1975 года приказом горздравотдела переведена в Юрганский противотуберкулезный диспансер на должность врача рентгенолога, где и работаю  до настоящего времени.

С 1967 г. работающий пенсионер.